Классическая китайская поэзия. часть 4.
Тао Юаньмин Тао Юаньмин (365-427) - один из первых по времени в ряду великих китайских поэтов.
Творчество Тао Юаньмина, синтезировало поэтические достижения по крайней мере одного предшествующего тысячелетия, указало путь и послужило образцом танским и сунским поэтам VII-XVIII веков.
Трудно найти в долгой истории китайской литературы стихотворца подобного влияния: Тао Юаньмин оказался на подступах к новому подъему поэзии в роли необходимого ей вдохновителя.
Чиновник Тао Юаньмин порвал с благополучием того круга, к которому он предназначен был по рождению, "о роскошной забыл булавке", которой закалывается чиновничья шапка, и ушел к людям "с простыми сердцами". Вся великая его поэзия об этом.
Китайская лирическая поэзия есть прежде всего поэзия мысли, поэзия раздумий о существе человеческой жизни. В истории Китая обстоятельства, как правило, не допускали женщину к длительному участию в больших и малых делах страны и не позволяли ей развиться до уровня тех, кто создавал насыщенную идейную атмосферу китайского общества.
Этим в значительной мере объясняется место мужской дружбы в китайской лирике на протяжении веков. В беседе с другом, в письме к другу, в ответе ему и посвящениях поэт полнее всего высказывает свой взгляд на мир.
В мире жизнь человека не имеет корней глубоких.
Упорхнет она, словно над дорогой легкая пыль.
И развеется всюду, вслед за ветром, кружась, умчится.
Так и я, здесь живущий, не навеки в тело одет...
Опустились на землю - и уже меж собой мы братья*:
Так ли важно, чтоб были кость от кости, от плоти плоть?
Обретенная радость пусть заставит нас веселиться,-
Тем вином, что найдется, угостим соседей своих!
В жизни время расцвета никогда не приходит снова,
Да и в день тот же самый трудно дважды взойти заре.
Не теряя мгновенья, вдохновим же себя усердьем,
Ибо годы и луны человека не станут ждать!
* * *
Послушная ветру сосна на высоком обрыве -
Прелестный и нежный, еще не окрепший ребенок.
И лет ей от силы три раза по пять миновало;
Ствол тянется в выси. Но можно ль к нему прислониться?
А облик прекрасный таит в себе влажную свежесть.
Мы в ясности этой и душу провидим и разум.
ЗА ВИНОМ
Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ,
Но минует его стук повозок и топот коней.
Вы хотите узнать, отчего это может быть?
Вдаль умчишься душой, и земля отойдет сама.
Хризантему сорвал под восточной оградой в саду,
И мой взор в вышине встретил склоны Южной горы.
Очертанья горы так прекрасны в закатный час,
Когда птицы над ней чередою летят домой!
В этом всем для меня заключен настоящий смысл.
Я хочу рассказать, и уже я забыл слова...
* * *
Хризантемы осенней нет нежнее и нет прекрасней!
Я с покрытых росою хризантем лепестки собрал
И пустил их в ту влагу, что способна унять печали
И меня еще дальше увести от мирских забот.
Хоть один я сегодня, но я первую чару выпью.
А она опустеет - наклониться кувшин готов.
Время солнцу садиться - отдыхают живые твари.
Возвращаются птицы и щебечут в своем лесу.
Я стихи распеваю под восточным навесом дома,
Я доволен, что снова жизнь явилась ко мне такой!
* * *
Забрезжило утро,- я слышу, стучатся в дверь.
Кой-как я оделся и сам отворять бегу.
"Кто там?" - говорю я. Кто мог в эту рань прийти?
Старик хлебопашец, исполненный добрых чувств.
Принес издалёка вино - угостить меня.
Его беспокоит мой с нынешним веком разлад:
"Ты в рубище жалком, под кровлей худою живешь,
Но только ли в этом судьбы высокий удел!
Повсюду на свете поддакивающие в чести.
Хочу, государь мой, чтоб с грязью мирской ты плыл!"
"Я очень растроган участьем твоим, отец*,
Но я по природе согласья и не ищу.
Сторонкой объехать пусть даже не мудрено,
Предав свою правду, я, что ж, не собьюсь с пути?
Так сядем покамест и долг отдадим вину.
Мою колесницу нельзя повернуть назад!"
ГУЛЯЯ С ДРУЗЬЯМИ ПОД КИПАРИСАМИ МОГИЛ СЕМЬИ ЧЖОУ До чего же сегодня ясно небо и светел день.
Чистый голос свирелей и напевные звуки струн.
Опечален теми, кто под сенью могильной спит,
Разве можем при этом уходить от веселья мы?
И свободная песня здесь творится из новых слов.
И вино зеленое здесь рождает на лицах смех.
Ничего я не знаю о заботах, что завтра ждут,
И уже моим чувствам до конца отдаюсь теперь.
ПОМИНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ Если в мире есть жизнь, неизбежна за нею смерть.
Даже ранний конец не безвременен никогда.
Я под вечер вчера был еще со всеми людьми,
А сегодня к утру в списке душ уже неживых.
И рассеялся дух и куда же, куда ушел?
Оболочке сухой дали место в древе пустом...
И мои сыновья, по отцу тоскуя, кричат,
Дорогие друзья гроб мой держат и слезы льют.
Ни удач, ни потерь я не стану отныне знать,
И где правда, где ложь, как теперь смогу ощутить?
Через тысячу лет, через десять тысяч годов
Память чья сохранит нашу славу и наш позор?
Но досадно мне то, что, пока я на свете жил,
Вволю выпить вина так ни разу и не пришлось!
* * *
Прежде было ли так, чтоб напиться я вдоволь мог,
А сегодня вино здесь нетронутое стоит.
На весеннем вине ходят пенные муравьи.
Я когда же теперь вновь испробую вкус его?
И подносов с едой предо мною полным-полно.
И родных и друзей надо мной раздается плач.
Я хочу говорить, но во рту моем звуков нет.
Я хочу посмотреть, но в глазах моих света нет.
Если в прежние дни я в просторном покое спал,
То сегодня усну я в травой заросшем углу...
Так я в утро одно дом покинул, в котором жил,
Дом, вернуться куда никогда не наступит срок!
* * *
Все кругом, все кругом заросло сплошною травой.
И шумят, и шумят серебристые тополя...
Когда иней суров и девятый месяц настал,
Провожают меня на далекий глухой пустырь...
Ни в одной стороне человеческих нет жилищ,
И могильный курган возвышается, как утес.
Кони, в грусти по мне, прямо к небу взывая, ржут.
Ветер, в грусти по мне, скорбно листьями шелестит...
Тихий темный приют лишь однажды стоит закрыть,
И на тысячи лет распрощаешься ты с зарей.
И на тысячи лет распрощаешься ты с зарей,
Величайший мудрец не сумеет тебе помочь...
Было много людей, проводивших меня сюда,
Поспешивших затем воротиться - каждый в свой дом.
Но родные мои, может быть, и хранят печаль,
Остальные же все разошлись и уже поют...
Как я смерть объясню? Тут особых не надо слов:
Просто тело отдам, чтоб оно смешалось с горой!
перевод Л.Эйдлина