Восток - дело тонкое

Бескрайнее небо
необъятным оком своим
взирает на смертных —
не уйти никому, не скрыться
от пытливого, жадного взора.

Ёсии Исаму

Из книги «Мэн-цзы»

У некоего жителя царства Ци была жена и наложница. Их супруг нередко отлучался из дому и возвращался обратно сытым и пьяным. Когда жена спрашивала, с кем он пил и ел, то каждый раз оказывалось, что все это были знать и богачи. Тогда жена сказала наложнице:

— Муж отлучается из дому и непременно возвращается сытым и пьяным, когда же спросишь, с кем он ел и пил, оказывается, что все это знать и богачи. Однако еще ни один почтенный человек не навещал нашего дома! Пойду-ка я разузнаю, куда это ходит муж!

Встав очень рано, она украдкой последовала за мужем. Во всем городе не нашлось никого, кто бы остановился с ним и перемолвился хотя бы словечком. Наконец он дошел до кладбища у Восточной стены и принялся клянчить там остатки еды у совершающих жертвоприношения. Но ему, как видно, показалось мало, и, осмотревшись кругом, он тут же направился к другим... Вот так он насыщался!

Возвратившись домой, жена сказала наложнице?

— Вот, выходит, каков наш муж, а мы должны на него полагаться и быть с ним до конца наших дней!

И тут она поведала наложнице об их муже, и обе, затворившись во внутренних покоях, стали лить слезы. Муж же, ни о чем не подозревая, веселый и довольный вернулся домой и с гордым видом предстал перед женой и наложницей.

На взгляд благородного мужа, редко бывает, чтобы люди, стремящиеся к богатству и знатности, к выгоде и высокой должности, не заставляли своих жен и наложниц лить слезы стыда!

(Гл. «Лилоу», ч. II)

Ранги кицуне

В сообщении 1697 года, в котором кицунэ впервые была прямо названы посланниками Инари, говорится, что соответствии с их умением вселяться в людей, кицунэ получают от богини различные звания. ​​‌‌​‌ ​​‌‌‌​ ​​‌‌​​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌‌ ​​​‌‌‌ ​‌​​​‌ ​​‌‌‌​ ​​​‌‌​ ​​‌​​‌ ​‌​​‌‌ ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​ ​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌‌

Один из наиболее ярких доступных текстов на эту тему относится к 1805 году.
В этом году буддийским монахом, поэтом и автором многих сочинений, был написан сборник разнородных историй "Канден коитцу". В нём автор рассказывает про лису, которая жила в одном буддийском храме в провинции Оми ещё с давних времён, охраняя его от пожаров и прочих неприятностей.
Её никто никогда не видел, но иногда она разговаривала с главным священником храма и однажды пожаловалась, что на неё попали грязью, когда она сидела на сандалиях священника в то время, когда тот проводил религиозный обряд.
На это священник ответил, что ей не стоит обижаться, так как её никто не видел, а значит запачкал её не специально.
Другой раз лисица рассказала, что в целом лисицы делятся на три категории: "Сюрьо" или "начальники", "ёриката", то есть помощники, и "яко", то есть "полевые лисы". Сюрьо командуют другими лисицами, но только теми, которые у них под начальством — другим они приказывать не могут. Далее следует такой текст: ​‌‌​‌‌​ ​‌​‌‌‌‌ ​​​‌​‌ ​​‌‌​‌ ​​‌‌‌​ ​​‌‌​​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌‌ ​​​‌‌‌ ​‌​​​‌ ​​‌‌‌​ ​​​‌‌​ ​​‌​​‌ ​‌​​‌‌ ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​ ​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌‌

Однажды лиса попросила помощи, так как, по её словам, у неё не хваталос денег, чтобы приобрести себе более высокое звание.
Священник удивился и спросил откуда у лисы вобще взялись деньги.
Ответ был таков: "Я всегда подбираю и сохраняю те деньги, которые упали за коробку с приношениями". Лиса сказала, что живёт над потолком основного зала. А что касается употребления денег для приобретения более высокого звания, то я слышал подобное и про других лис.
Тогда я спросил других священников Инари куда эти животные относили деньги, но никто из них ничего не знал об этом. Дела лис — тайна. ​‌‌​‌‌​ ​‌​‌‌‌‌ ​​​‌​‌ ​​‌‌​‌ ​​‌‌‌​ ​​‌‌​​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌‌ ​​​‌‌‌ ​‌​​​‌ ​​‌‌‌​ ​​​‌‌​ ​​‌​​‌ ​‌​​‌‌ ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​ ​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌‌

"Канден Коитцу"​‌‌​‌‌​ ​‌​‌‌‌‌ ​​​‌​‌ ​​‌‌​‌ ​​‌‌‌​ ​​‌‌​​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌‌ ​​​‌‌‌ ​‌​​​‌ ​​‌‌‌​ ​​​‌‌​ ​​‌​​‌ ​‌​​‌‌ ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​ ​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌‌



​​‌‌​​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌‌ ​​​‌‌‌ ​‌​​​‌ ​​‌‌‌​ ​​​‌‌​ ​​‌​​‌ ​‌​​‌‌ ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​ ​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌‌​‌​‌‌‌‌ ​​​‌​‌ ​​‌‌​‌ ​​‌‌‌​ ​​‌‌​​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌​ ​‌​​​‌ ​​‌​‌‌ ​​​‌‌‌ ​‌​​​‌ ​​‌‌‌​ ​​​‌‌​ ​​‌​​‌ ​‌​​‌‌ ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​ ​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌‌

1 Слова Проповедующего в собрании, сына Давидова, царя в Иерусалиме:
2 Суета сует,- сказал Проповедующий,- суета сует: всё суета.
3 Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем?
4 Род уходит, п род приходит, а Земля остается навек.
5 Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает,
Чтобы там опять взойти;
6 Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своем ветер,
И на круги свои возвращается ветер;
7 Бегут все реки в море,- а море не переполнится,
К месту, куда реки бегут,-
Туда они продолжают бежать;
8 Всё - одна маета, и никто рассказать не умеет,-
Глядят, не пресытятся очи, слушают, не переполнятся уши.
9 Что было, то и будет, и что творилось, то творится,
И нет ничего нового под солнцем.
10 Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость!
А уже было оно в веках, что прошли до нас.
11 Не помнят о прежнем - так и о том, что будет,-
О нем не вспомнят те, кто будут позднее.

Книга Экклесиаст
глава I

Воля и уступчивость

притча

Как-то привели к мудрецу одного юношу и сказали:
— Смотри, вот один из тех кого испортили женщины!
Мудрец покачал головой и улыбнулся:
— Это мужчины, — воскликнул он, — портят женщин, и все, в чем грешат женщины, должно искупляться и улучшаться в мужчинах, ибо мужчина сотворяет себе образ женщины, а женщина создается по этому образу.
— Ты слишком снисходителен к женщинам, — сказал кто-то из стоявших рядом, — ты их не знаешь!
Мудрец ответил:
— Свойство мужчины — воля, свойство женщины — уступчивость: таков закон полов, поистине суровый закон для женщины! Все люди не виноваты в том, что они таковы, а женщины и вдвойне не виноваты: у кого хватило бы бальзама и милосердия к ним!
— Как бальзама! Как милосердия! — вскричал кто-то еще из толпы, — Женщин надо лучше воспитывать!
— Воспитывать лучше нужно мужчин, — ответил мудрец и кивнул юноше, чтобы тот последовал за ним.
Но юноша за ним не последовал.

Святой

Как-то в юности мне довелось посетить одного святого старца в уединенной роще за холмами. Мы беседовали о природе добродетели, когда заметили разбойника, с трудом взбиравшегося по хребту.
Достигнув рощи, тот пал перед старцем на колени и сказал:
– О святой человек, облегчи мне душу. Мои грехи тяготят меня.
– И мои грехи меня тяготят, – молвил святой.
– Но я вор и грабитель, – сказал разбойник.
– И я вор и грабитель, – отвечал святой.
– Но я убийца! – воскликнул разбойник. – И в ушах моих вопли множества людей, чью кровь я пролил.
– И я убийца, – отвечал святой, – и мои уши полнятся воплями тех, кого я умертвил.
– Я совершил несметное число преступлений, – не унимался разбойник.
– И моим преступлениям нет числа, – отвечал святой.
Тут разбойник поднялся с колен и пристально посмотрел на старца, и было некое недоумение в его взгляде.
Когда он оставил нас и вприпрыжку сбежал с холма, я повернулся к святому и спросил:
– К чему ты обвинял себя в преступлениях, которые не совершал? Разве не видишь, что человек этот ушел, больше в тебя не веря?
И ответил святой:
– Это правда, он больше не верит в меня. Но зато он ушел премного утешенный.
И тут донеслась до нас песня, которую вдали распевал разбойник и отзвуки которой наполнили долину радостью.

Джебран

Ты вскрикнула
Найдя рукою жезл
И снова тишина
Глубокая
Ни звука

Рубоко Шо

ВЕРБЛЮД

Израильско-египетская граница. На одной стороне дороги мы, на другой они. И где-то посередине выходцы великой и страшной Аравийской пустыни, цыганообразные бедуины. Гордые созерцатели ночных звёзд, равнодушные к постоянно меняющейся моде, бедуины, верные своей белой тунике и куфие уже тысячи лет. Вот только бродить по пустыне и смываться после набега удобней в кроссовках.

Демократические преобразования также обошли стороной уклад древнего племени. Шейхов не выбирают – шейхами рождаются. Бедуины безошибочно определяют заминированные участки на своей территории.

Кстати, благодаря чутью одного сына пустыни, автор этих строк вполне живой, при всех своих конечностях, сидит и подшучивает над гордым народом, воспитавшим нашего следопыта. По примятой травинке, надломанной веточке, фантазия, помноженная на интуицию и дедуктивный метод, воссоздаёт вполне осязаемое прошлое.

Впрочем, не кочевники герои моего рассказа, а Camelus dromedarius, по-нашему – одногорбый верблюд, верный, незаменимый друг обитателей пустыни. Бедуины эксплуатируют своего друга по полной. Верблюд – транспортное, гужевое средство, источник молока, мяса, шерсти и даже умирая, завещает свою шкуру порезать на ремни. Забыл добавить: нашему герою и своего помета не жалко, пользуйтесь на здоровье, отапливайте шатры.

К нам на армейскую базу повадилось лицо знаменитого табачного бренда. Впрочем, какое там лицо, морда, причём наглючая. Ребята его жалели, подкармливали хлебом, овощами, давали водички. Вскоре дромадер стал проявлять свой капризно-свирепый нрав. Уже от морковки нос воротит, хлеба мало принесли, вода не с того ведра. Когда ему не нравилось угощение, кэмел орал, плевал в своих кормильцев и норовил укусить. Мы призадумались, как быть в такой сложной ситуации? Все знают слова мудрого Лиса про венность за тех, кого… Но позволить какой-то скотине терроризировать военный лагерь никак невозможно.

Потомки царя Соломона приняли решение в стиле своего предка: за ворота одногорбого не пускать, но продолжать кормить, через забор. Однако, мы забыли, что верблюд бедуинский, поэтому умеет сливаться с окружающей средой, терпеливо сидеть в засаде. Как только ворота открывались, он со всей своей пятисоткилограммовой дури, словно спринтер, мчался в образовавшуюся брешь, сметая на своём пути все преграды.
И порезвее испанского быка, сбежавшего с корриды, со страшным криком преследовал несчастных двуногих. Терпению пришёл конец, да и слыхано ли, чтобы какой-то парнокопытный так издевался над хорошо вооружёнными людьми.

- Застрелить, гада! – кричали потерявшие терпение представители израильской военщины.

Командир, впрочем, право на отстрел взбесившегося зверя не дал:
- Верблюд, он хоть и сукин сын, но он не наш сукин сын. Не имеем права. Предлагаю найти его хозяев.
- И их пристрелить? – оживился вернувшийся из отпуска сержант Гросс, брезгливо вытиравший мокрой салфеткой оплеванную парадную форму. Офицер вздохнул.

На переговоры с хозяевами пустыни отправили самых сдержанных и воспитанных солдат.

Нас принял шейх, предложил кофеёк с кардамоном, томящийся на маленьком огне часов десять кряду. Хотя это не кофе, а самая жестокая проверка сердечно-сосудистой системы. После такой чашечки от шума ударов собственного сердца можно оглохнуть.
Выслушав суть дела, патриарх развёл руками:
- Я не знаю чей это верблюд.

- Если он не ваш, значит мы его пристрелим. Отомстим за искусанных, затоптанных товарищей, - обрадовался мстительный Гросс.
– Шейх, мы пришли, проявив уважение. На задней ноге верблюда ваше тавро. Реши проблему, и никто не умрет, - произнёс я с вежливой улыбкой.

Патриарх посмотрел на меня своим колючим взглядом, еле заметно кивнул и прикрыл веки. Аудиенция закончилась.

Прошло несколько спокойных дней. Всё как обычно: засады, погони за контрабандистами, сопровождение суданских беженцев. Жизнь текла размеренно и благородно, как и положено в пустыне. И вот снова появилось оно, измученное, еле передвигающее ноги животное, и жалобно засунуло в проём ворот обиженную морду.

Я подошёл к нему: «Ну, что брат, вижу досталось тебе. Сам виноват. Стоять здесь и не шалить, сейчас принесу тебе хлебушка».

Рами Юдовин, IzraLove

Мойша-дурачок

притча

Новый учитель, придя в класс, обнаружил, что одного мальчика дразнят Мойша-дурачок. На перемене он спросил ребят, почему они его так обзывают. — Да он и вправду дурачок, господин учитель. Если дать ему большую монету в пять шекелей и маленькую в десять, он выберет пять, потому что думает, что она больше. Вот, смотрите… Парень достает две монеты и предлагает Мойше выбрать. Тот, как всегда, выбирает пять. Учитель с удивлением спращивает: — Почему же ты выбрал монету в пять шекелей, а не в десять? — Посмотрите, она же больше, господин учитель! После уроков учитель подошел к Мойше. — Неужели ты не понимаешь, что пять шекелей больше только по размерам, но на десять шекелей можно купить больше? — Конечно понимаю, господин учитель. — Так почему же ты выбираешь пять? — Потому что, если я выберу десять, они перестанут давать мне деньги!

https://ibb.co/Rp1cVCj

Два слова сказать
Без долгих услуг гонца,
Хочу тебе сам,
Пускай даже такие:
"Прощай, любовь, навсегда".

Фудзивара-но Митимаса
(991-1054)

СЭЙ-СЕНАГОН

Записки у изголовья

187. В доме поблизости от большой улицы…


В доме поблизости от большой улицы слышно, как некий господин, проезжающий мимо в экипаже, поднимает занавески, чтобы полюбоваться предрассветной луной, и мелодичным голосом напевает китайские стихи:

Путник идет вдаль *
при свете ущербной луны…

Чудесно также, когда такой утонченный любитель поэзии скандирует стихи, сидя верхом на коне.
Однажды я услышала, что к звукам прекрасных стихов примешивается хлопанье щитков от дорожной грязи, висящих на боках у коня.
«Кто ж это следует мимо?» — подумала я и, отложив в сторону работу, выглянула наружу…
Но кого я увидела! Это был простой мужлан.
Какое досадное разочарование!

* Перефразированная строка из «Поэмы о рассвете» китайского поэта Цзя Дао (ок. 793—865).

Нынче вплываю в тебя
На утлом челне
Не спеши рассмеяться
Под кимоно
Кацураки

Рубоко Шо

https://ibb.co/89S8vV0

Повторяешь

Замолчал? Не бойся сказать.
Думаешь, что рассказ твой
я знаю, что мне ты его
уже не раз повторял?
Правда, я слышал его
от тебя самого не однажды.
Но ласковы были слова,
глаза твои мягко мерцали.
Повесть твою еще повтори.
Каждое утро ликуем мы
солнцу. И повторяет свои
дуновения ветер весенний.
Солнца теплом ты обвей
свою милую повесть.
Словом благоуханным,
точно ветер весенний, в
рассказе своем улыбнися.
И посмотри так же ясно,
как всегда, когда повесть свою
повторяешь.

Рерих

https://ibb.co/nL84QyG

СЭЙ-СЕНАГОН

Записки у изголовья

189. Очень дурно, если мужчины, навещая придворных дам…

Очень дурно, если мужчины, навещая придворных дам, принимаются за еду в женских покоях. Достойны осуждения и те, кто их угощает.
Нередко дама старается принудить своего возлюбленного к еде: «Ну еще чуточку!»
Понятно, мужчина не может загородить рукой рот и отвернуться в сторону, словно его берет отвращение. Хочешь не хочешь, а приходится отведать.
По-моему, не следует предлагать гостю даже чашки риса с горячей водой, хотя бы он явился вконец пьяным поздней ночью. Возможно, он сочтет даму бессердечной — и больше не придет… Что ж, пусть будет так!
Но если придворная дама находится не во дворце, а у себя дома и слуги вынесут для гостя угощение из кухонной службы, это еще куда ни шло… И все же не совсем хорошо!

https://ibb.co/72qcpSs

Такси в один конец

притча

Я приехал по адресу и посигналил. Прождав несколько минут, я посигналил снова. Так как это должен был быть мой последний рейс, я подумал о том чтобы уехать, но вместо этого я припарковал машину, подошёл к двери и постучал... "Минуточку", — ответил хрупкий, пожилой женский голос. Я слышал, как что-то тащили по полу.

После долгой паузы, дверь открылась. Маленькая женщина лет 90 стояла передо мной. Она была одета в ситцевое платье и шляпу с вуалью, как будто из фильмов 1940-х годов. Рядом с ней был небольшой чемодан. Квартира выглядела так, будто никто не жил в ней в течение многих лет. Вся мебель была покрыта простынями. Не было ни часов на стенах, ни безделушек, ни посуды на полках. В углу стоял картонный ящик, наполненный фотографиями и стеклянной посудой.

"Вы бы не помогли мне отнести мою сумку в машину?" — спросила она. Я отнес чемодан в машину, а затем вернулся, чтобы помочь женщине. Она взяла меня за руку, и мы медленно пошли в сторону автомобиля. Она продолжала благодарить меня за мою доброту. "Это ничего", — сказал я ей, — "я просто стараюсь относиться к моим пассажирам так, как я хочу, чтобы относились к моей матери".
"Ах, ты такой хороший мальчик", — сказала она.

Когда мы сели в машину, она дала мне адрес, а затем спросила: "Не могли бы вы поехать через центр города?". "Это не самый короткий путь", — быстро ответил я. "О, я не возражаю", — сказала она, — "я не спешу. Я отправляюсь в хоспис...".

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Ее глаза блестели. "Моя семья давно уехала", — продолжала она тихим голосом — "Врач говорит, что мне осталось не очень долго." Я спокойно протянул руку и выключил счетчик. "Каким маршрутом вы хотели бы поехать?" — спросил я.

В течение следующих двух часов, мы проехали через город. Она показала мне здание, где она когда-то работала лифтером. Мы проехали через район, где она и ее муж жили, когда они были молодоженами. Она показала мне мебельный склад, который когда-то был танцевальным залом, где она занималась будучи маленькой девочкой. Иногда она просила меня притормозить перед конкретным зданием или переулком и сидела уставившись в темноту, ничего не говоря.

Позже она вдруг сказала: "Я устала, пожалуй, поедем сейчас." Мы ехали в молчании по адресу, который она дала мне. Это было низкое здание, что-то вроде маленького санатория, с подъездным путём вдоль небольшого портика. Два санитара подошли к машине, как только мы подъехали. Они, должно быть, ждали её и осторожно помогли ей выйти. Я открыл багажник и внёс маленький чемодан в дверь. Женщина уже сидела в инвалидной коляске.

"Сколько я вам должна?" — спросила она, достав сумочку. "Нисколько", — сказал я. "Вы же должны зарабатывать на жизнь", — сказала она. "Есть и другие пассажиры", — ответил я. Почти не задумываясь, я наклонился и обнял её, она держала меня крепко. "Ты дал старушке немного счастья", — сказала она, — "благодарю тебя". Я сжал ее руку, а затем ушёл. За моей спиной дверь закрылась. Это был звук закрытия еще одной книги жизни...

Я не брал больше пассажиров на обратном пути. Я поехал, куда глаза глядят, погруженный в свои мысли. Для остальных в тот день я едва мог разговаривать. Что если бы этой женщине попался рассерженный водитель, или тот, кому не терпелось закончить свою смену? Что, если бы я отказался от выполнения её просьбы, или посигналив пару раз, затем уехал?..

В конце я хотел бы сказать, что ничего важнее в своей жизни я ещё не делал. Мы приучены думать, что наша жизнь вращается вокруг великих моментов, но великие моменты часто застают нас врасплох, потому что завернуты в обертку, через которую кажутся маленькими и незначительными.

О пара ночных мотыльков
В любовной истоме
Хаги в полном цвету
Вместе с одеждой
Ты сбросила стыд

Рубоко Шо

https://ibb.co/JRzPzG6